Вареник Василий Иванович родился в 1954 году. Ростовчанин. Из казаков. В 1985 г. закончил исторический факультет РГУ. Журналист. Исследователь. Путешественник-экстремал. Работает в настоящее время в Правлении Войскового казачьего общества "Всевеликое Войско Донское!.
На момент написания книги трудился в должности "работника по тренингу спортивных лошадей" на ростовском ипподроме. Этим объясняется обилие лошадиной тематики на страницах повести, которая написана всего за одну неделю. В феврале 2001 г. под впечатлением скорбного известия о пуске атомной станции в Волгодонске, несмотря на протесты населения. Этой повестью автор высказал и свою гражданскую позицию.
Почти все персонажи в повести настоящие, под своими именами, включая и живущего в квартире Василия ручного сурка "Винни-Пуха";.
В. И. Вареник автор научно-популярного труда "Происхождение донского казачества", вышедшего в 1996 г. Имеет более восьмисот публикаций в журналах и газетах.

Катер осторожно движется вверх по пустынному Дону. Впервые за десять лет после катастрофы иностранным журналистам разрешили посетить запретную зону, простирающуюся от Азова до Волгограда. Вместительный катер МЧС вышел из пограничного с зоной Таганрога и к полудню приблизился к мертвому и загадочному Ростову. Журналистам выданы спецкостюмы со свинцовыми прокладками. Офицер МЧС инструктирует пассажиров:
– Дамы и господа! Прошу серьезно отнестись к мероприятию. Это не прогулка. Начнем с того, что вам не рекомендуется опускать руку в воду, если не хотите получить рак кожи. В городе старайтесь не приближаться к стенам домов. Нигде не садитесь, не берите в руки металлические предметы, и вообще ни к чему не прикасайтесь! Помните, что уровень радиации в помещениях выше, чем на открытых пространствах. Поэтому не заходите в распахнутые двери и лучше фотографируйте все, что вам нужно, с улицы. За свое здоровье вы несете ответственность сами – согласно документам, которые вы подписали в Таганроге...
В эти слова верится с трудом – настолько безмятежны окружающие пейзажи. Донская вода на редкость прозрачна и чиста. Берега утопают в сочной зелени. Кое-где на берегу видны то ржавый остов трактора, то стены разрушенного сельского дома, но они настолько заплетены диким виноградом, что почти неразличимы.
На душе у всех тревожно. Может, это от неестественной яркости зелени, а может, – от тишины. Не слышно крика птиц. Нигде не шевельнет поверхность воды рыба. И уж, конечно, не видно людей.
Несмотря на яркость красок и дикую красоту – река мертва.
Вот и Ростов. Точнее, Гниловская, густо заросшая кустарником.
Все на катере подавленно замолчали. Среди безмолвного моря низких крыш бывшего частного сектора красными остовами возвышаются брошенные дворцы «новых русских», стоящие с выбитыми стеклами и дырявыми крышами. Затем, огромный железнодорожный мост, весь ржаво-красного цвета.
Катер делает маневр, проходя под крайними опорами, избегая середины: как объяснил все тот же офицер-гид, середина моста опасно проржавела и может рухнуть под собственной многотонной тяжестью.
Отсюда открывается панорама мертвого города, которую сейчас впервые в прямом эфире, через разные «Би-би-си» и «Си-эн-эн», увидит весь мир. Операторы молча снимают своими камерами жутковатый пейзаж.
Издали город выглядит совершенно невредимым. Он только поменял цвет. На серый. На карнизах домов, на крышах и на подоконниках выросла травка. На крышах лепятся маленькие деревца. Серой массой с облупленным куполом громоздится собор. На его кровлях и выступах – тоже кустики.
И над всем – гробовое безмолвие...
Набережная совершенно без перил. Их снесло гигантским наводнением во время катастрофы. Катер подходит к пристани. Асфальт густо покрыт странной травой фиолетового оттенка. Под стенами речного вокзала она почему-то белая. Всюду растут огромные лопухи.
«Майн готт! – бормочет немец. – Они же больше, чем уши у слона...»
Да и трава повсюду высокая, сочная и никем не примятая.
– По ней никто не ходит, потому что в городе нет живых существ, – замечает офицер. Потом он говорит о том, что группа будет двигаться по установленному маршруту – от набережной до главной улицы этого города, именуемой «Садовая». Потом свернут по Кировскому до Пушкинской или Красноармейской и вернутся на набережную.
– Да, вот еще хорошая новость, господа, – продолжил эмчеэсовец.
– Респираторы можете не надевать, потому что сейчас нет ветра.
– Респираторы – это хорошо, но в ваших костюмах невозможно двигаться! Я не привыкла носить свинцовые прокладки там, где мы, женщины, носим обыкновенные, с крылышками, – сказала раскованная французская журналистка, дама без комплексов.
– А вам, мадам, почти и не надо двигаться. Ведь мы поедем на вездеходах. Ходить не придется, – ответил офицер.
– А охрана у нас будет от зверей-мутантов или от мародеров?
– Все домыслы насчет вооруженных мародеров и всяких там мутантов надо отбросить как беспочвенные, – заученно отбарабанил офицер.
– Но ваши власти сами официально сообщали о жизни в зоне, – возразила корреспондентка «Си-эн-эн».
То было шесть лет назад, когда мы и вправду обнаружили в городе популяции лысых кошек и громадных тараканов. Теперь никаких живых существ в городе нет.
– А эскорт от кого?
– Вооруженный эскорт больше... э-э-э... для порядка, для вашего спокойствия, и чтобы никто не потерялся. И вообще, дальше вы сами убедитесь, что бояться здесь нужно только радиации. Выполняйте мои инструкции – и все будет хорошо!
По инструкции первыми на землю зоны ступают солдаты. Затем выгружаются вездеходы, и последними сходят иностранцы со своей аппаратурой.
Первое, что выхватывают объективы их видеокамер – это открытые двери и окна домов. Внутри брошенных квартир, магазинов, офисов можно видеть их обстановку. Но все предметы покрыты толстым ковром пыли.
– Через пару-другую столетий этот город затянет земля, как древний Танаис, – комментирует известный историк из группы иностранцев, представитель ЮНЕСКО.
– Может быть, – отзывается корректный офицер МЧС.
– Кстати, а что среди нас, журналистов, делает историк, да еще из ЮНЕСКО? – интересуется дотошный американец из «Ассошиэйтед Пресс».
– Видите ли, – отвечает ученый. – Ростов уже сейчас имеет научно-историческое значение. Жизнь в нем окостенела в момент катастрофы и останется такой навечно, как в древних Помпеях. Так что этот город, господа, – это огромный археологический памятник мирового значения. А еще это памятник-предостережение. Напоминание о равнодушии его жителей, которые не боролись в свое время против смертельной опасности. Ну вот и получили...
– Кстати, где они сами? Мы еще не видели останков...
– Еще увидите, – обнадеживает офицер. – Сейчас мы поднимемся вверх по Буденновскому проспекту. Там будет много останков.
– Буденновский – это названо в честь мэра этого города, господина Буденновского? – спросил американский тележурналист Хью.
Офицер замялся, подбирая слова...
– Я с удовольствием поясню, – вмешался историк из ЮНЕСКО. – Буденный – это генерал у коммунистов, который захватил этот город и разграбил его.
– Да-а-а, – озадаченно сказал Хью прямо в эфир, – странный народ эти русские...
– О, вы еще не знаете всей их остальной истории! Впрочем, и в истории одного этого города курьезов предостаточно. Как-нибудь расскажу...
– О кей. А сейчас, уважаемые телезрители, отправимся вместе с нами в путешествие по самому загадочному мертвому городу планеты...
Вездеходы осторожно поползли вверх по Буденновскому, подминая фиолетовую траву.

Первая остановка – на Соборной площади. За памятником святому Дмитрию Ростоцкому ржавеет остов трамвая. Другого транспорта в городе не осталось. В день катастрофы, десять лет назад, все что имело колеса, было использовано для бегства.
По Соборному свернули к Садовой. На фоне яркого неба над серым фасадом мэрии на флагштоке безжизненно повисли вылинявшие лохмотья государственного флага.
Парк Горького зарос настолько, что из-за верхушек елей видна только лысина бронзового вождя.
– Радиоактивный фон способствует росту растений, хотя фауна гибнет, – важно прокомментировал немец.
– Это еще по Чернобылю замечено. В тамошней зоне земляника вырастала величиной с яблоко.
– А яблоки величиной с арбуз? – спросил разбитной Хью.
– Что это?! – внезапно вскрикнула француженка, когда вездеход наехал на какой-то бугорок и что-то выразительно захрустело.
– Это кости, – невозмутимо сказал офицер.
– А вон там еще. И еще. И еще!.. – загалдели журналисты.
Там, перед магазином «...дежда» («Наверное, «Одежда?» – Нет, «Надежда», – пояснил офицер) белели еще кучки чего-то не сразу понятного, но наводящего страх.
Человеческие черепа и кости лежали и дальше по Большой Садовой. Все они были хорошо отполированы временем и непогодами. Зато те останки, что виднелись в полуоткрытых подъездах и в помещениях, выглядели иначе. На них оставались лохмотья, у многих даже волосы и фрагменты усохшей, как бы пергаментной кожи. Многие застыли в «позе эмбриона», скрючившись на боку, поджав ноги. Один из мертвецов положил голову на столик кафе. Его скрюченная кисть руки, похожая на высохшую птичью лапку, сжимала шариковую ручку. Салфетка, на которой он что-то пытался написать, совершенно истлела.
– О, ч-черт! Мы так и не узнаем, что этот парень там нацарапал. Наверное, что-нибудь вроде «Проклятие вам, атомщики!». Хе-хе! – цинично сострил Хью.
«Шутка» наглого американца всех покоробила, но журналисты промолчали.
– Как хорошо, если бы мы могли найти хоть малейшее письменное свидетельство очевидцев, – заговорил историк. Но не продолжил...
В полном молчании доехали до площади Советов, где увидели здание банка с распахнутыми монументальными дверями и следами пожарища. На ступенях валялся ржавый автомат Калашникова.
– Это специальная команда уже после катастрофы высадилась с вертолетов и сожгла банк со всем содержимым, – прокомментировал офицер.
– Если не считать банка, то все остальное в отличном состоянии. Совершенно нетронутый материал! – стал восторгаться историк. – Ничего не надо консервировать и реставрировать. Это лучше, чем в Помпеях! Смотрите! Подземный переход уже наполовину затянут землей! Там внутри великолепные фрески, рассказывающие о жизни в ХХ веке. Они и через тысячелетие сохранятся как новые!
Пожалуй, только у этого историка и еще у циничного весельчака Хью оставалось хорошее настроение. Все остальные участники акции были подавлены. Тем более, что мертвый пейзаж все больше удручал своей беспросветностью и монотонностью. По всей Садовой одно и то же. Заросшие пылью магазины. Кости, лежащие поодиночке или небольшими скоплениями. Трава и кусты.
Всем стало ясно, что дальше смотреть нечего...

Вездеходы доползли до Кировского, свернули по нему в сторону Пушкинской. Через ветви старых деревьев впереди замаячило большое мрачное здание без окон. Нечто среднее между средневековым замком и крематорием.
– Это тюрьма? – спросили американец и немец в один голос.
– Нет, господа. Это библиотека. Главная в городе. А тюрьма рядом, через парк, – ответил офицер-гид.
– Хотим в тюрьму! – оживились сразу все журналисты.
– Не рекомендую. Там много железа. Фон втрое выше. Вы оттуда не выйдете здоровыми. Да и смотреть там нечего. Просто большой склад костей. Когда охрана сбежала, большинство заключенных остались запертыми... Так что не советую терять время. Кстати, наступает вечер. Вы снимете красивое зрелище. Памятник русскому поэту Пушкину – как раз на этой улице. Он, знаете ли, светится сам собой, как волшебный. Правда, не так сильно, как пару лет назад. Но все равно, очень красиво.
– Товарищ майор! Мы по Пушкинской не проедем. Сильно кустарником заросла, – последовал доклад кого-то из сопровождающих.
– Ну ничего. Желающие могут двигаться пешком. А вездеходы подождут нас около памятника на Ворошиловском.
– А Ворошиловский кто? Тоже разбойник? – спросил Хью.
– Представьте себе, тоже! Ворошилов вместе с Буденным взяли этот город, а их войска его разграбили, – ехидно прокомментировал историк.
– Боже, ну и мазохисты эти русские! Теперь понятно, почему они так спокойно смотрели, когда около их городов возводили смертоносные объекты!..
Все участники «экскурсии» с интересом слушали этот любопытный диалог, однако сексапильная француженка отстранено молчала и куда-то всматривалась.
– Что с вами, мадам? Вам плохо? Может, лучше побыстрее вернуться? – забеспокоился офицер.
– Все в порядке. Но мне все время кажется, что за мной кто-то наблюдает.
– Пустяки, галлюцинации. Здесь уже много лет нет ничего живого. Господа! Можете двигаться цепочкой по бульвару. Здесь не заблудитесь. Тут посередине кусты реже растут. Я пойду первым.
Француженка снова вгляделась в сторону полуразвалившегося старого дома. Показалось, что там, за кустами, что-то зашевелилось.
– Боже!!! – чуть не выкрикнула журналистка. Њ Здесь есть что-то живое! Будет сен-са-ция!!!
Тайком от попутчиков женщина двинулась к дому и решительно завернула за угол здания с колоннами. И там, за полукруглым выступом...
На нее в упор, не мигая, смотрело большеголовое существо. Костлявый череп держался на тонкой морщинистой шее. Восковая кожа, полнейшее отсутствие бровей, ресниц и волос делало существо похожим на инопланетянина в плохих американских фильмах. Молчание продолжалось так долго, что журналистка подумала: уж не особый ли это вид мумифицированного трупа? Но глаза были живые. Они осмысленно светились.
– Кто ты? – с ужасом спросила журналистка.
– Я Наташа, – деревянным голосом произнесло существо.
– И ты...вы… здесь живешь?! – спросила еле живая от страха и удивления журналистка, не забывая, однако, про видеокамеру.
– Да... Я здесь все время. Я, кажется, последняя живая в городе. Но я про вас все знаю. У меня радио в подвале... Пожалуйста, говорите тише: здесь солдаты могут услышать. Они убивают всех, кто шевелится. У меня мало времени. Я вам передам главное. Здесь, в тетрадке, все написано с первого дня про положение в городе. Не бойтесь, она чистая, в свинцовой фольге.
– Подождите, подождите... Как вам удалось спастись?
– До катастрофы я следила за прессой. Были правдивые газеты. Я догадывалась, что будет плохо. Боялась самого худшего, готовилась. Когда рванула станция, я закрылась в подвале библиотеки, где работала. Я филолог. Там много запасов еды для ресторана – он тоже был в стенах библиотеки. Я полгода сидела в подвале, слушала радио, читала книги из библиотеки. Когда еда кончилась, вышла из подвала за продуктами. Брала в магазинах что хотела...
– Подождите, подождите. Почему вы не покинули город?
– Город был блокирован. Везде солдаты. Убивали... убивали...
Существо замолчало. Впервые в его голосе появились интонации.
– Устала говорить. Все. Вот тетрадка.
– Еще вопрос! Только один! Как вы узнали подробности катастрофы с первого дня? Вы же не выходили из подвала полгода?
– Были последние живые люди. Они много рассказывали. Потом все умерли, все... все...
«И эта скоро умрет», – подумала француженка.
– Я могу вам помочь, вывезти вас из зоны. Хотите продукты?
В ответ – молчание. Наташа не шевелилась. Журналистка решилась прикоснуться к существу и затормошила его.
– Сколько вам лет?
Наташа разлепила глаза и прошептала:
– Тридцать один.